— Ты действительно не понимаешь, — вздохнул господин Набуки. — Но я говорю об этом с тобой, потому что ты, наверное, единственный человек, способный меня понять. Этот мальчик, не побоявшийся отомстить за свою сестру, достоин большего, чем просто послужить прикрытием для двух стариков. Он — один из немногих, кто не забыл, что такое бусидо. Его можно было бы использовать с большей пользой. Хотя ты, пожалуй, прав: он отличное прикрытие. Вот что, пусть его осудят, притом осудят именно как серийного убийцу. После этого организуй ему побег. Денег не жалей, но сделай это по возможности тихо. Подготовьте для него новые документы, биографию… ну в этом ты разбираешься гораздо лучше меня. Приговор суда привяжет его к нам вместе со всей его семьей крепче любых цепей. Он будет предан нам душой и телом, а мы дадим ему возможность делать то, что он начал с таким жаром, но столь неумело.
— Это будет весьма затруднительно, — сказал Сабуро, — но я это сделаю. Вы правы, Набуки-сан, он нам пригодится.
— Ты всегда меня понимал, — с теплотой в голосе произнес господин Набуки. — Есть какие-нибудь новости? Сабуро покачал седеющей головой.
— Новости есть всегда, — ответил он. — Есть, плохие новости, есть хорошие. Есть те, которые передают по телевизору, и есть те, что сообщает Кицунэ Таками.
— Что же сообщил тебе Кицунэ? — спросил господин Набуки.
Кицунэ Таками — Лисица Таками — был одним из тех людей, кто составлял личную гвардию господина Набуки, о которой никто не знал и с помощью которой он мог вступить в схватку хоть со всем миром.
— Кто-то пытался взломать базу данных головного компьютера банка Аригато, — сказал Сабуро. — Это почти удалось, но один из служащих заметил взлом, поднял тревогу, и вторжение удалось ликвидировать раньше, чем взломщик успел достичь цели.
Господин Набуки поморщился. Сама по себе эта новость не содержала в себе ничего угрожающего. Набуки Синдзабуро не любил компьютеры, поскольку был не в состоянии не только постичь принцип их работы, но и просто слепо уверовать в них, как это сделало подавляющее большинство населения планеты. Он был человеком старой закалки и больше доверял бумаге и стальным дверям сейфов, чем этим серым жужжащим ящикам из тонкой жести и скверного пластика. Как можно хранить свои секреты в чем-то, что по виду напоминает телевизор?! Изобретение же всемирной сети Интернет господин Набуки считал шагом навстречу всеобщему хаосу, предшествующему концу света. Любые защитные системы оказывались бессильны против ловкачей, всегда находивших щелочку в самой прочной броне, и сообщение Кицунэ служило тому наилучшим подтверждением.
— Нужно усилить защиту, — проворчал он, не скрывая своего недовольства. — Неужели нельзя раз и навсегда обезопасить себя от поползновений этих хулиганов? Я думаю, что это был хулиган или кто-то, решивший скачать с чьего-нибудь счета пару тысяч долларов. Если так, то рано или поздно он либо отступится, либо попадет в руки полиции. А что, если это не так? Ты ведь знаешь, Сабуро, что такое банк Аригато.
— Да, я понимаю, — сказал Сабуро. — Защита уже усилена. Но Кицунэ говорит, что стопроцентной защиты просто не бывает. Он ссылается на специалистов, и у меня нет оснований сомневаться в его словах.
— Стопроцентной защиты не бывает ни в чем, — сердито перебил его Набуки. — Я всегда говорил, что компьютеры — самое бесполезное изобретение человечества. Когда-нибудь из-за этих штуковин начнется ядерная война. Заряженное ружье в руках у обезьяны, вот что такое эти компьютеры! Передай Кицунэ, что я им недоволен. Они поспешили. Нужно было засечь взломщика и выяснить, кто он такой и что ему понадобилось в базе данных банка. Не знаю почему, но мне это кажется важным.
— Я передам, — сдержанно пообещал Сабуро.
Господин Набуки молча кивнул и стал смотреть на море, вглядываясь в серо-зеленую гладь так пристально, словно искал там ответ на извечный вопрос о смысле жизни. Он стоял так долго — до тех пор, пока снова шевельнувшееся предчувствие скорой смерти не притупилось до приемлемого уровня.
Полковник Мещеряков открыл глаза и сел ровнее, уперевшись руками в подранные подлокотники. Старое дерматиновое кресло на металлическом каркасе протестующе скрипнуло. Мещеряков зевнул так, что за ушами что-то громко щелкнуло, тяжело помотал головой и принялся массировать виски кончиками пальцев. Голова тупо ныла, как растянутая мышца. «Растянул мозги», подумал полковник, и заведомая абсурдность этого словосочетания неожиданно показалась ему не такой уж бесспорной. Словосочетание это, как ни странно, наиболее полно и исчерпывающе описывало его теперешнее состояние — не только тупую головную боль, но и все остальное, вплоть до окружавшего полковника так называемого интерьера.
В маленькой, лишенной окон комнатушке было накурено, как в школьном туалете во время большой перемены. Свет настольной лампы, освещавшей только клавиатуру компьютера, плавал в серой мути, как протухший яичный желток в грязной воде. По экрану монитора ползли бесконечные столбцы каких-то цифр и значков, клавиатура стрекотала, как газонокосилка на полном ходу, потом на мгновение замолкала и снова принималась трещать, а в ответ на экране возникали какие-то рамки, надписи на английском, неизвестно к чему относящиеся графики, диаграммы и новые столбцы непонятных значков.
Мещеряков с шумом отхлебнул из чашки глоток остывшего растворимого кофе, пошуршал пачкой и закурил, преодолевая сильнейшее отвращение. «Лошадь бы сюда, — подумал он, лениво наблюдая за тем, как дым от его сигареты нехотя растворяется в плотном сером облаке. — Исключительно в целях эксперимента. Наверное, нюхнула бы разок — и сразу с копыт долой. Или хотя бы топор. Тот самый, который здесь можно вешать. А я дурак. Умные люди много лет назад сказали, что инициатива наказуема. Сказали специально для таких, как я. Но дурак тем и отличается от умного человека, что не верит в существование огня, пока не обгорит до костей. Сидел бы себе в каком-нибудь Урус-Мартане, изобретал мышеловки для Хаттаба и горя бы не знал. Нет, повело меня фантазировать, да еще полезть со своими фантазиями к начальству… Вот и сиди теперь, как подставка для зонтиков, и моргай глазами, пока другие работают..»